Мощам великих исполать,
что брани вовсе не чурались,
хорея праздно чью-то мать
и звездам проводя анализ,
с прононсом томным рифму для
не ведали, что сей муляж
послужит в будущем кому-то
для оправдания паскудства.

Эстетствуя порой на бале,
испив шампанского бокал,
гусар, отринув все морали,
не персик южный воспевал,
и матерно-блудящий штамп
смущал присутствующих дам,
но с кровью алой на снегу
дуэль несла покой ему...

Прошли столетия и мглой
окутан разум был вселенский,
сменился в государстве строй,
и эпигонам деревенским
воздали славу и почет,
и белой армии оплот
разгромлен был рукой могучей,
но слово стало злом колючим.

Ломались маковки церквей,
и грех входил в шенячьи души,
горячим словом суховей
их гнал не арии послушать,
мартены выплавляли сталь,
и буржуазная мораль
в стране слабела год от года,
и вере не давали хода.

Потом война и лагеря,
посадки сладкой кукурузы
и старты в небо корабля...
Где в это время спали музы?
Не знаю, но прошедший век
пиитам не дарил утех,
лишь слово бранное крепчало,
неся в себе беды начало.

Подули ветры перемен,
и то, что долго в душах зрело,
сочилось с горечью в рефрен,
и раздавалось то и дело
с экранов матерно словцо,
плодились партии ловцов,
и дохли в драках мужики,
вновь музам было не с руки...

Под бой курантов новый век
пришел с большим мешком, сутулясь,
и в декабре парад планет
еще грядет, но сонмы улиц
уже предчувствием полны,
и думы бродят средь толпы,
ведь нецензурное словцо
Ему не бросишь ты в лицо...

© John Magier